«Ничто не проходит бесследно». «Петербургский театральный журнал»
«Моя жизнь». По повести А. П. Чехова
Самарский театр юного зрителя «СамАрт».
Режиссер-постановщик Анатолий Праудин, художник Светлана Косматинская.
Спектакль «Моя жизнь», поставленный по одноименной повести Чехова, заявлен в программке как учебная работа. Об этом Анатолий Аркадьевич Праудин сообщает зрителям по видеозаписи, которая транслируется на широкий экран. Экспериментально-учебный процесс — одна из характеристик его режиссуры. А конкретно в СамАрте экспериментальная работа Праудина длится уже около шестнадцати лет — создание лабораторий, дискуссионного клуба, выездные репетиции, изучение актерских тренингов. На транслируемой записи Праудин говорит о важности постоянной работы актера над собой, о ценности исследования возможностей профессии… пока его не прерывают пришедшие артисты.
«Это вообще кто?» — недовольно спрашивает Режиссер (Валерия Павлюк). Она прикажет звуковику выключить видеозапись и начнет свою репетицию, без конца повторяя, что главнее всего говорить громко и быстро, помнить про темп и ритм. А еще забросает сценическое пространство черным бутафорским снегом, декламируя чеховский текст.
Исследуя театральную природу, Праудин часто в своих спектаклях использует прием театра в театре. Основным событием является репетиция спектакля. Место действия — сценическая площадка, с деревянным планшетом, креслом режиссера, бутафорским цехом. Созданию атмосферы способствует пространство, в котором ставит свой спектакль Праудин, — специально оборудованное фойе театра. «Моя жизнь» отчасти повторяет концепцию праудинского «Версальского экспромта». Но способ актерского существования здесь простроен сложнее. Если говорить о постановках последних лет, то в том же «Версальском экспромте» праудинские актеры примеряли на себя роли артистов труппы Зиновия Корогодского и, существуя в них, создавали этюды-представления о современных режиссерах и образы персонажей из мольеровского «Мизантропа». В самартовских «Темных аллеях» одной из сюжетных линий была история супругов (Алексей Елхимов и Вероника Львова), которая превращалась в театральный эскиз, поставленный студийцами Художественного театра. В «Моей жизни» реальное и игровое сплетены еще теснее. В представленных образах присутствует двойственность. Герои постановки — это актеры труппы, которые ставят чеховскую повесть, сами являясь персонажами истории о дворянине Мисаиле Полозневе, который предпочел умственному труду труд физический, оставившем ради этого семью, гонимом и порицаемом обществом. Композиция спектакля скроена из наблюдений, этюдов, наработанных постановочной труппой за полгода.
Помрежу Клеопатре (Анжелика Валова) дают читать по книге реплики сестры главного героя, потому что исполнительница роли не пришла на репетицию («А Лена сказала, что больше ходить не будет. Ее тошнит»). Маляр Редька (Алексей Елхимов) служит бутафором — большую часть времени он проводит в своем цеху, вырезая на деревянном бруске икону, раскрашивая картонные домики и выстраивая из них макет провинциального городка. Редька выступает героем-двойником Мисаила (Владислав Кричмарь): именно к Редьке Мисаил приходит в поиске места, где можно было бы работать и трудиться; и именно персонаж Елхимова перенимает в финале роль Мисаила.
Редька же начинает спектакль. Он просит у Режиссера попробоваться на роль архитектора Полознева, отца Мисаила, вместо непришедшего исполнителя («А Сережа сказал, что больше ходить не будет. Тошнит его…»). Полознев в его исполнении острохарактерный, гротескный персонаж. Скрюченный, с тремором руки и застывшей на лице гримасой, он в прямом смысле лепит из своей дочери не менее нелепое и странное подобие себя — олицетворение «бездарного стиля», который он перенес со своих архитектурных проектов на семью. Дальше пробы это никуда не пойдет — раздраженная Режиссер отправит Редьку обратно в бутафорский цех. Однако, именно его попытка творчества как будто подталкивает остальных актеров тоже начать действовать, экспериментировать над возможными художественными образами, придумывать различные варианты построения одних и тех же сцен. Так, например, возлюбленную главного героя, дочь инженера Марию Викторовну Должикову, играют две актрисы. У Вероники Львовой героиня получается прозрачной, легкой, словно голубой воздушный шарик, который она водит за собой на ниточке и который символизирует ее вдохновленность, окрыленность идеей честного труда. В противовес работе Львовой образ, созданный Татьяной Наумовой, полнокровный, энергичный. Бессловесный этюд с соломенными венками она и Владислав Кричмарь выстраивают красочно, насыщая его игровой энергетикой.
Обе пробы на тему чеховской героини, у которой мечты о честном праведном труде оказались раздавлены несправедливой и грубой реальностью, наполнены живым театральным дыханием. Будь то героиня Львовой, замершая в мучительном раздумье с блестящими от слез глазами, теребящая в руках ниточку воздушного шарика. Или долго и скрупулезно перебирающая пшеничные зерна, раскладывающая их по кучкам на старом чемодане героиня Наумовой, у которой разочарование в трудовой жизни вырывается громким пронзительным криком. Но и та, и другая проба будут постоянно прерываться недовольным режиссерским «что происходит?! Вы не видите, что в зале все спят — сделайте что-нибудь». Под «что-нибудь» подразумевается быстрая сборка, создание четко выстроенной, но пустой формы, эффекта ради эффекта. А когда оказывается, что нет актера на роль Полознева, Режиссер решает сама ее исполнить, аргументируя это вовсе не художественной необходимостью, а веянием моды. «У нас современный театр!.. Недавно Тузенбаха в ʺТрех сестрахʺ сыграла женщина», — говорит она, непрозрачно намекая на богомоловский спектакль. И продолжает бесконечно засыпать сценическое пространство черным бутафорским снегом. И повторять, что нужно играть и говорить громче, быстрее, а еще обязательно помнить про темп, ритм, темпоритм…
Конфликт чеховской повести заключается в столкновении жизни настоящей, свободной и жизни внешне правильной, но внутри замершей, мертвой. Не просто так персонажи, противопоставляемые главному герою, — его отец, Должиков, Мария Викторовна, в итоге ушедшая от Мисаила, — часто возникают на сцене не вживую, а в виде экранной проекции. Но важно не столько это, сколько то, что подобный конфликт формы и содержания переносится на ситуацию театральной репетиции. Тем самым поднимаются вопросы, которые лейтмотивом проходят через все творчество Праудина: что такое настоящий театр? Что такое театральная правда? Как, из чего создается энергия, которая связывает актеров и зрителей? Конкретные ответы на эти вопросы не прозвучат. Важны не ответы, а процесс их поиска. Вскрывается театральная структура, где, вместе с сюжетными элементами, событиями спектакля становятся пути и способы ее создания. Само название постановки несет в себе двойной смысл. С одной стороны — это название материала, взятого за основу; с другой — спектакль показывает, из чего состоит повседневная жизнь внутри театра.
Без такой подробной работы, следования методу проб и ошибок жизнь замирает не только в самой постановке, но и на ее репетиции — актеры скучают в ожидании своего выхода, изредка перебрасываясь короткими комментариями. Или вовсе не следят за ходом постановки и слушают в наушниках музыку, как герой Игоря Рудакова, исполнитель роли инженера Должикова. От своего персонажа он перенял абсолютное равнодушие к происходящему вокруг; так же проживают коллизии своих героев в реальности другие артисты труппы. Грань реального и театрального постоянно находится в мерцающем состоянии.
Анюта Благово (Олеся Цой), девушка, любящая Мисаила, но из страха быть, как и он, порицаемой обществом отказывающаяся от общения с ним, ведет блог в интернете, где призывает подписчиков сохранять девственность — ведь именно в этом, по ее мнению, заключается нравственная чистота и, как ни парадоксально, спасение от зла, лжи и лицемерия. А роман сестры Мисаила Клеопатры и доктора Благово (Руслан Васильев) оборачивается реальной беременностью героини. Две композиционных линии — чеховская фабула и репетиционный период — переплетаются, но к финалу кардинально расходятся. Диалог, начинающийся как горячий спор отца и сына, Полознева и Мисаила, заканчивается как громкая ссора режиссера и актера. «У вас в театре нет живых людей!.. Вы душите в зародыше все живое!» — восклицает актер, герой Владислава Кричмаря. За что оказывается изгнан из театра. Но история его персонажа, Мисаила, тем не менее продолжается, персонаж существует уже отдельно от своего исполнителя.
«Я верю, что ничто не проходит бесследно». В театре любой опыт, какой бы результат он ни имел, значим. Он позволяет сделать выводы, которые могут послужить началом нового этапа творчества. Ориентирование на поиск открывает исследователям огромное количество материала, который театр может изучать. Даже если это будет сам процесс поиска, сама жизнь театра — как она есть.
«Петербургский театральный журнал», Блог. Полина Петкевич, 18.05.2023