Этот трудный подростковый возраст. "Свежая газета. Культура"
Этот трудный подростковый возраст
В СамАрте в тринадцатый раз прошла лаборатория молодой режиссуры. Работы четырех режиссеров, на этот раз молодых, но опытных, смотрели и обсуждали министр культуры Самарской области Татьяна Мрдуляш, театральные критики и эксперты, а также школьники и студенты. Лабораторные эскизы отсмотрел и оценил и наш обозреватель.
«Ну хватит повторять это словечко «круто», люди подумают, что у жителей Южного города маленький словарный запас». Так началась в театре «СамАрт» очередная режиссерская лаборатория, а точнее обсуждение одного из эскизов спектаклей. «Круто, шок, так в театре не бывает», - проявляли эмоции десятиклассники после показа «Мама, мне оторвало руку» режиссера Дениса Хусниярова. «Ну, это, конечно, не про нас и таких героев мы не встречали», - продолжали они, а мне вот прямо захотелось в этот волшебный Южный город, где подростки не учат друг друга пить водку, где «на вписке по пьяни» не случается первого секса, где сутками не рубятся в Dota, где выпившая тетка не тащит племянницу в магазин нижнего белья, ведь «мужиков-то надо кадрить». Пьеса уральского драматурга Маши Конторович жесткая, к такому материалу в СамАрте не привыкли: пожалуй, со времен «Птицы Феникс» Ярославы Пулинович в репертуаре ТЮЗа не было ничего про сегодня, про подростков, про настоящее. И лабораторный показ будто расшевелил актеров и публику. Денис Хуснияров (режиссер из Петербурга, ученик Семена Спивака, побывавший главным режиссером в Набережных Челнах, ставящий уже на протяжении 13 лет в разных театрах страны) признался, что никогда до этого не занимался подростковой, детской драматургией и ему интересно погрузиться в мироощущение подростка.
Читка пьесы превращается в эскиз, когда режиссером и артистами решены образы, создана атмосфера, выстроено пространство. В эскизе «Мама, мне оторвало руку» найден ход: на маленькой площадке (в фойе театра поместилось 35 зрителей) как горошины разбросаны стулья, на них сидит публика и актеры. Планшета сцены нет, артисты перебрасываются репликами со своих стульев, если хотят приблизиться друг к другу - пересаживают зрителей. Когда градус отношений между персонажами нарастает, на зрителя могут прикрикнуть «Пересядьте!», он делает это, оказываясь погруженным в историю по самые уши. Пятеро актеров играют всех персонажей пьесы, среди них есть ось - образ екатеринбургской девчонки Машки (Валерия Павлюк), одинокого волчонка, подростка, которому неуютно в этом мире, среди этих людей. Из ее окружения выделяется Стармен – «огонь мужик, небессмертный», больше о нем из пьесы узнать практически ничего нельзя. А вот в эскизе у Дениса Хусниярова и актера Алексея Елхимова у Стармена появляются четкие очертания: это трудник, который только и делает, что убирает в храме, протирает поручни и тихим, успокаивающим голосом доносит до героини простые вещи, раскрывает, раскручивает ее характер для нас, зрителей.
Действие может происходить в любом провинциальном городе, зрителям-подросткам и не важно, какой рабочий район изображен на экранах фойе, какая именно музыка звучит в оформлении спектакля (точно понятно, что это альтернативный рок), а зрители поискушеннее узнают Плотинку и набережную Исети, небоскреб Высоцкий, услышат лучшую группу Урала «Курара» и солиста Олега Ягодина. Ближе к финалу Машка чтобы выделиться, чтобы быть не как все ложится на рельсы и кладет на них руку так, чтобы по ней проехал поезд. Выделилась. Но это еще не конец спектакля и ее жизни. На экране появляется ржавая детская карусель, еще раз звучит Ягодин «и смерти нет, есть только ветер», мы видим надрывный танец (который бывает, как и смех, очистительный) всех героев, и понимаем, почему Машка – бессмертная. Режиссер как бы говорит нам: нет числа таким Машкам, не все подростки такие, но им можно помочь, всем, ну или почти всем, что тоже не мало.
Несмотря на активное использование театральной машинерии - поворотного круга, сценического света, камеры, которая следит за актерами, и изображение с которой проецируется на огромный экран, - второй эскиз лаборатории «Мама, я блогер» был больше похож на читку пьесы. Молодой драматург Александра Стрижевская создала этот текст на прошлогоднем Биеннале театрального искусства «Уроки режиссуры». Сама драматург отмечает, что самое интересное в нем то, что он фиксирует актуальную на 2021-й год лексику. Сюжетная линия (инста-мама перестает быть интересной своим подписчикам, так как ее дочь уже выросла, и в безумной голове рождается идея – притвориться, что беременна не ее дочь, а она сама, и снова собирать лайки, чтобы монетизировать их) позволяет перебрасываться разными «абьюзер», «триггерить» и «шеймить», «кринжовая» и «топящая за ЗОЖ». Но достаточно ли этого для полноценного художественного высказывания? В своем эскизе режиссер Артем Галушин (десять лет назад окончивший курс Каменьковича и Крымова в ГИТИСе, побывавший главрежем в Канском драмтеатре, ставивший в разных театрах страны) идет вслед за каждой буквой пьесы, никуда не сворачивая. Действие начинается с прямой трансляции ток-шоу, где героиня рассказывает о своем пути в блогерство. Пошлый жанр ток-шоу, прямых эфиров с выворачиванием жизни наизнанку сопровождают театральный эскиз, и смотреть его становится неинтересно уже в первой части. Но то, ради чего «Мама, я блогер» следовало брать в программу лаборатории, - две главные женские роли, которые бесподобно исполнили актрисы Татьяна Михайлова и Анжелика Валова. Такую Татьяну Михайлову мы еще не видели: это не рефлексирующая, мыслящая барышня из XIX века, это каток, давящий все на своем пути, женщина-монстр с алыми губами, жестами хозяйки жизни, не выпускающей из рук айфон. Совсем иная дочь блогерши Зоя – Анжелика Валова. Коротенькое платьице, косички, затянутые рогаликами на голове, рюкзачок. Наивный, чистый ребенок, которого используют, но, оказывается, в ней есть такой стержень, который может изменить ситуацию в корне. Радостно было увидеть на сцене и заслуженного артиста России Юрия Долгих. В белом худи, желтой растаманской шапочке с перьями он являл нам Аиста: в самой пьесе образ вторичен – это и ангел, отговаривающий Зою от аборта, и не родившийся еще ребенок, но благодаря Долгих роль в эскизе стала какой-то значимой и объемной.
Что было самым важным в третьем лабораторном эскизе? Эмоция. После прочтения пьесы Марии Огневой «За белым кроликом» боишься одного – не было бы спекуляции на этой истории. В основе текста – реальный случай, который произошел несколько лет назад. Девушек, которые стали в пьесе Алисой-1 и Алисой-2, изнасиловали и убили. Для драматурга, знавшего их, написание текста было своего рода терапией, попыткой найти ответы на сложные вопросы. Эскиз спектакля Артема Терехина (режиссер ГИТИСовской школы, побывавший худруком Мотыгинского театра, Лысьвенского театра драмы, Ачинского драмтеатра, главрежем Тильзит-театра) – тоже терапия, но вовлеченная в форму самостоятельного художественного произведения. Это именно спектакль, поставленный умным, тактичным, талантливым режиссером. Он акцентирует на том, что в пьесе есть две Алисы, две матери, два мира - настоящий и вымышленный. Пространство сцены разделено им на два «кармана» для каждой пары девочка-мама, в каждом есть лишь стул и экран (который уместно работает на смысл постановки), между ними дверь, из которой появляется Белый кролик (Владислав Кричмарь), и сидя у которой ведет повествование героиня Анны Тулаевой Оля. Актер всего лишь открывает дверь, что находится в центре фойе, а у зрителя уже все холодеет внутри – ведь это дверца машины, которая увозит девчонок во тьму, и это вход в нору, куда увлекает Кролик своих спутниц. На лице актера-Кролика - венецианская маска, то золотая, то красная, в зависимости от того, реальный ли он Персик, которого везла с собой в клетке одна из девочек, или Белый кролик из потустороннего мира, что ведет за собой в нору Алис. Ощущение экзистенциального ужаса возникает при падении в нору: под тревожную музыку и размытое изображение на экранах ночного города, будто снятое из окна машины, при мелькании изредка на экранах черно-белых портретов жизнерадостных девчонок (настоящие детские фото актрис, играющих Алис). Сцену из пьесы, где матери погибших девочек приходят на ток-шоу и экстрасенс несет пошлейшую чушь, Терехин деликатно выносит за скобки сценического действия - реплики, произносимые на ток-шоу, как будто печатает Белый кролик, и мы видим, как буквы появляются на экране. Сцены, в которых матери зачитывают друг другу подробности уголовного дела, как убивали их детей, и вовсе остаются за кадром этого эскиза. Ведь не нужно никаких слов, когда видишь глаза Анны и Марины (замечательные работы Ольги Ламинской и Виктории Максимовой), устремившийся в зрительный зал и застывший взгляд. Удивительные в этой работе сами Алисы – актриса Анастасия Вельмискина и студентка СГИК Ксения Макарова. Они наивные, открытые, но в то же время сильные и очень-очень взрослые. Молчание их наполненное, содержательное. И эта простая интонация, когда девочки просят Олю назвать детей их именами, выводит на такой эмоциональный уровень, что воспринимать дальнейшее можно с трудом. Нежнейшее и бережное отношение к материалу режиссера и актеров привело к просто потрясающему результату.
И настоящей радостью для автора этого материала стал четвертый эскиз. Еще летом участникам лаборатории была предложена тема – современные пьесы о подростках и для подростков. Ограничения касались только темы, названия пьес выбирали сами режиссеры. Тем удивительнее был выбор Владимира Даная – «редкая пьеса малоизвестного автора» «Гроза» Островского. До самартовской лаборатории в разных театрах режиссер ставил «Волки и овцы», «Доходное место», «Шутники», автор интересен постановщику, и эскиз все ждали с нетерпением, предвкушая, в какой степени будет актуализирован Островский. Эскиз рассчитан на большую сцену, но на планшете ничего нет, только пол расчерчен как план-схема квартиры, а на ней на стульях сидят основные персонажи, каждый в своем уголке. Важна здесь не обстановка и пространство, не текст (конечно, перелицованный на современность), а взаимоотношения между персонажами и их принадлежность ко дню сегодняшнему. Кто сегодня этот Кулигин, Дикой, Ванька Кудряш. Как сегодня отнеслись бы молодые люди к измене Катерины, загулу Тихона, самодурству Кабанихи. Ох, какие же все персонажи у Даная понятные и настоящие. Дикой (заслуженный артист СО Алексей Меженный) то и дело включает на телефоне голосовой помощник, который читает ему из Евангелия. Возникает персонаж тире иллюстрация сентенции «грешить и каяться». Так он отдубасит у нас на глазах попавшийся под руку пиджачок, так его в бараний рог закрутит, а потом кинет на пол – всё, душу отвел, мужичонку наказал, пойду Алису с заповедями слушать. «Муж идиот, а свекровь ваще жесть», - сочувствуют в этом эскизе Катерине. И действительно, муж плюгавенький – в бейсболке, в толстовке и наушниках (Сергей Цой), подросток нерадивый, погулять бы ему еще, покутить, а здесь к двум юбкам приставлен – материнской и Катиной. Борис (новый артист СамАрта Руслан Васильев) – совсем не «герой ее романа» - ножки врозь, ручки сжаты в кулачки, при встрече с разбитным, нахальным Кудряшом стоит побаивается, вытянулся в струнку. Поступки этого Бориса ясны и объяснимы, не спасет такой Катерину, не увезет с собой из этой тьмы. Инфантильный подросток, такой же, как и Тихон. И останется героине только «бум, и всё».
Антонина Каменева, "Свежая газета. Культура", №18, сентябрь 2022