Известный драматург давно «прикипел» к Самаре и к «СамАрту». Ему очень пригодилось архитектурное образование.

Это интервью с Михаилом Бартеневым записано во время недавно прошедшего в Самаре IX фестиваля-лаборатории театров для детей и молодежи «Золотая репка».

На пути в профессию

- Что привело вас в свое время в детскую драматургию?

- Это вышло против воли моих родителей. Но, как выяснилось, с интервалом в 50 лет я с абсолютной точностью повторил профессиональный путь моего отца. Мы с ним учились в Москве в одном здании: он во ВХУТЕМАСе, я в архитектурном институте. Отец стал художником-графиком, я архитектором. На этих поприщах каждый из нас проработал определенное время. Затем отец стал писать стихи и, благодаря влиянию Владимира Маяковского, в конечном счете ушел в детское кино. Свою жизнь он закончил признанным кинодраматургом. У меня то же самое: работа в профессии, затем стихи - детские: так вышло. Как-то один режиссер предложил мне написать детскую пьесу. Она никуда не пошла, но стала замечательным трамплином. После этого уже Центральный детский театр, нынешний Российский академический молодежный театр, заказал мне первую «официальную» пьесу - «Про Ивана-дурака». Начиная с 1988 года ее поставили почти в 150 театрах. В РАМТе она шла около десяти сезонов. В этом театре поставили пять моих пьес.

- Что помогает вам в профессии драматурга?

- Мне, представителю такого «конструктивного» жанра литературы, как драматургия, очень пригодилось архитектурное образование. Нам преподавали композицию, которая является основой всего. Главным было не научиться проектировать что-то конкретное: больницы, жилые дома, театры, а освоить композицию, что по своей сути гораздо шире. Когда я преподавал в архитектурном институте, своим студентам постоянно говорил о драматургии: входя в дом, вы пишете сценарий поведения человека в этом доме, по существу пьесу. А сейчас на семинарах с молодыми драматургами я говорю о композиции, архитектонике. Все это очень взаимосвязано.

«Проблемный» жанр

- Назовите несколько наиболее известных ваших пьес.

- Начну с «Ивана-дурака» и одной из ранних пьес - «От трех до пяти». В Театре имени С.Образцова по сей день идет кукольный вариант пьесы «Жил-был Геракл», которую недавно поставили в «СамАрте». Есть у меня любимые пьесы, которые почти не ставились, но сделали мне имя. Например, «Макарова месть». Она шла всего в нескольких театрах, так как ее посчитали слишком умной для детей. Вначале я обозначил ее как «трагедию для детей», потом заменил это на драму. У нас принято, что детский спектакль должен обязательно развлекать, и лучшим комплиментом такому спектаклю является то, что на нем много смеются.

- Таким образом, к детской литературе вы изначально подошли чрезвычайно серьезно, по принципу «для детей - как для взрослых, только лучше».

- Этот слоган - глупость. Если его «перевернуть», получится: «для взрослых - как для детей, только хуже». Для детей нужно писать не хуже и не лучше, а по-другому. И этому никто не научит. С ребятами нужно и можно разговаривать обо всем. Вопрос только как. У меня постоянные споры с партнерами по европейско-азиатскому театральному проекту, которые считают, что театр должен быть социальным учителем, проводником ребенка в жизнь. А я считаю, что театр должен прежде всего научить ребенка образному мышлению, развить в нем эту способность. И это должно делаться через художественность.

- В вас, очевидно, есть еще и педагогическая жилка: вас интересует проблема совершенствования театра для детей.

- Сегодня театру для детей жить стало труднее - художественно, не материально. Финансовое благополучие отнюдь не сказывается на качестве их детских спектаклей, о которых мы ведем речь. В СССР театр юного зрителя был особым институтом, ориентированным на детскую аудиторию. Сейчас в тюзах играют для зрителей разных возрастов, а к детям по разным причинам обращаются все театры. Но возникает вопрос: как и что играть. Мы понимаем, что сегодня традиция Корогодского и других асов театра для детей прервалась. Нет такого лидера, который еще и систематизировал бы детский театр, осмысливал и вел его за собой. Поэтому, сужая вопрос, мы говорим только о спектаклях для детей, которые всегда будут в любом театре. Если к детским спектаклям относиться, как к отхожему промыслу, неясно, как в дальнейшем воспитать детскую аудиторию. Если мы считаем, что театр не только развлечение, а нечто более глубокое, и хотим иметь зрителя, понимающего хоть что-нибудь в театральном языке, этому нужно учить с детства, со школы, и не бояться говорить с детьми на самые разные темы. Страшны не школьники, а учителя, которые оберегают и воспитывают их в соответствии со своими, подчас с ханжескими вкусами. К сожалению, у них много стереотипов, которые надо ломать. На Западе есть методики, следуя которым театр приходит в школы для работы не с детьми, а с педагогическим составом, которому «вправляют» мозги. А уже потом учителя передают это школьникам.

А как у них

- Как вписываются в вашу концепцию театра для детей зарубежные театры подобного рода - все-таки они очень отличаются от наших.

- Российский театр, конечно, более серьезный. И актерская школа у нас более сильная. Но если у нас в театрах для детей - работа, то у них служение. И вовсе не детскому зрителю. Очень многие зарубежные труппы актерски не слишком профессиональны. В них много людей, являющихся в душе более педагогами, чем артистами. Зато они понимают, ради чего работают. Но если мы из года в год безуспешно пытаемся для открытия «Золотой репки» найти хороший спектакль большой формы и часто вынуждены показывать нашим детям нафталиновую туфту, то на кой черт нужна и наша школа, и наши традиции. Грош им цена, если я вижу кривляющихся, орущих и фальшиво переживающих артистов, даже если на вечерних «взрослых» спектаклях они работают гениально. По серьезности своего труда, адресованного детям, западные служители театра на пять голов выше нас. Их театр для детей стал ближе к современному актуальному искусству, которое мы тоже не совсем принимаем. К сожалению, сегодня процветает актуальное искусство, которое ушло от ремесла. Но, помимо наличия таланта, нужно все-таки что-то уметь. А тут можно ничего не уметь делать, ценится просто умение «выйти в гении», и все. Мы можем сколько угодно гавкать вслед уходящей в другом направлении Европе, но этот процесс нам не остановить.

- Не потеряем ли мы свои примущества в сфере театра, вливаясь в этот западный поток?

- Говорить о том, что Запад убивает нашу традицию, можно было бы только в том случае, если бы в создании детских спектаклей большой формы наша школа давала преимущества: какие-то вызывающие восхищение по глубине режиссуру или игру актеров. Я перестал писать детские пьесы. Конечно, могу написать еще про одного Ивана-дурака или про Елену Премудрую, но понимаю, что это уже будет беда для театра. И если с 1988 года никто не смог сказать ничего более интересного, чем я, это огорчительно. Хочется, чтобы мне дышали в спину. Буду писать, когда придумаю что-то принципиально другое, свежее. Всему свое время.

Эпопея с «СамАртом»

- Наверное, не случайно многие ваши идеи и проекты были реализованы в «СамАрте».

- В «СамАрте» вообще реализуется много сумасшедших проектов, которые невозможно реализовать нигде. Пример - «Вино из одуванчиков».  Эту постановку немыслимо представить ни в одном другом театре. Кому, скажите, нужен этот бешеный труд. Конечно, при такой политике рискуешь. Предпринимая невероятные вещи, можно сильно проиграть. Но можно и выиграть,

- Было ли связано ваше появление в «СамАрте» с Адольфом Шапиро?

- В Самару меня позвали независимо от Адольфа Яковлевича. С ним мы близко познакомились позже, на проходившем в Ростове конгрессе АССИТЕЖ. Конечно, он знал о том, что директор Сергей Соколов привлек меня в «СамАрт», так как уже по существу являлся художественным руководителем театра. А впервые в Самарский театр юного зрителя я попал еще при режиссере Андрее Дрознине.  В 2004 году у нас с Сергеем Соколовым возникла идея реализовать в «СамАрте» какие-то интересные международные проекты. Так родился проект, посвященный памяти замечательного голландский режиссера, актера и драматурга Рэя Нусселяйна.  Это спектакли «Счастливый Ганс», который объездил многие российские города и зарубежные страны, и «Жил-был Геракл». Сейчас готовится третий спектакль этого проекта - «Коробочка на балконе» в постановке Анатолия Праудина. Если этот спектакль осуществится, наша задумка будет полностью выполнена. А впереди другие проекты.

Фестивальная ипостась

- Вы активно включены в водоворот фестивального движения.

- В Самаре уже существовал фестиваль театров для детей и молодежи, когда меня и моего давнего друга детского поэта Андрея Усачева пригласили сюда, чтобы мы попытались сделать этот фестиваль отличающимся от других. Тогда это было сделать легче, чем теперь: подобных фестивалей было всего три. Сейчас их более двадцати. Мы решили создать фестиваль самых лучших, в том числе «золотомасочных» спектаклей, придумали лозунг: «Все лучшие - детям». Кто только не побывал за эти годы на «Золотой репке». Сегодня проводить такой фестиваль гораздо труднее: одни и те же спектакли переезжают с одного фестиваля на другой, и фестивали теряют свое лицо. Название «Золотая репка» мы придумали не просто так. Хотели учредить аналогичную «Золотой маске» премию для детских спектаклей, которым на том фестивале непросто быть на равных со взрослыми. Но нашу инициативу перехватил Санкт-Петербург: в этом плане там легче, чем Самаре. Когда-то мы с екатеринбургским театральным критиком и продюсером Олегом Лоевским на всех углах трубили, что для детского театра нужны другие пространства, что это театр малой формы. Сейчас детский театр завален «малой формой» и выяснилось, что у него нет большой. Впору трубить о том, что делать с большими сценами: многие детские театры имеют залы на 800 мест. Значит, нужно что-то придумать. Но не такое, за что потом будет стыдно. Пора серьезно взяться за большую форму, а для этого нужны качественные пьесы. Если по какой-то пьесе поставлен плохой спектакль, значит, в ней самой было что-то такое, что повлекло за собой такой результат.

- Каким вы видите развитие самарского фестиваля?

- На «Золотой репке» я закончил определенный этап своей деятельности. Мне удалось перетащить ее в другой формат - в фестиваль молодой режиссуры для маленьких зрителей. Здесь молодые режиссеры смогут показывать свои пусть и не во всем совершенные спектакли. Не знаю, буду ли заниматься этим фестивалем в будущем. По существу нынешняя «Репка» была первым фестивалем-лабораторией. Продолжать вести эту лабораторию я буду в любом случае. Хорошо, если такие лаборатории будут создаваться при каждом театре, но я буду заниматься своей. Наши воспитанники уже представили свои спектакли на фестивале. Надеюсь, что и новобранцы - участники нынешней лаборатории - создадут спектакли, которые заинтересуют разные театры.