«Воскресения не будет»

«Воскресение». Пьеса А. Житковского по мотивам романа Л. Н. Толстого.

Самарский театр юного зрителя «СамАрт».

Режиссер Денис Хуснияров, художник Семен Пастух.

В постановке «СамАрта» все внимание сконцентрировано на князе Нехлюдове. Режиссер Денис Хуснияров создает из романа Толстого историю о человеке, потерянном в собственных воспоминаниях и попытках осмыслить себя и меру своей вины за совершенные поступки.

В спектакле два Нехлюдовых: до и Нехлюдов после всех испытаний (Петр Касатьев и Алексей Меженный). Второй персонаж выступает в роли рассказчика, который находится над историей и остальными героями, заранее знает, чем все закончится. Но это не просто один человек в разные промежутки своей жизни, это две разные личности, одна вырастает из тех испытаний, которые проходит другая. В то время как Нехлюдов-Касатьев порывист, импульсивен и отчаянно хватается за любую возможность искупить свою вину, Нехлюдов-Меженный устало спокоен, в его блестящих от слез глазах заметны печаль и скорбь, в голосе — горькая усмешка над самим собой и собственной беспомощностью, невозможностью что-то изменить ни сейчас, ни даже тогда. Груз вины за поломанную жизнь Катюши Масловой так тяжел, что герой и не думает о возможности искупления, у него не осталось сил действовать, их хватает лишь на то, чтобы вновь и вновь проживать в памяти давно минувшие дни с целью попытаться понять, в какой момент была допущена роковая ошибка.

В романе Толстого князь Нехлюдов часто видит сны, то и дело возвращаясь в мыслях к событиям далекого и недавнего прошлого. И мотивы этих сновидений и погружений в человеческое сознание — ключевые в понимании эстетики спектакля. Художник Семен Пастух выстраивает на поворотном круге стеклянный лабиринт. Вокруг него расположены высокие ярко-оранжевые стулья, на которых во время суда над Масловой сидят присяжные заседатели. Стеклянная конструкция постоянно движется и оборачивается то мерцающим сознанием Нехлюдова, по коридорам которого проносятся герои его воспоминаний, то великолепными комнатами дворянских усадеб, то клетками тюремных камер. В центре лабиринта расположены напольные часы, стук которых постоянно слышит Нехлюдов, во втором акте поворотный круг превратится в огромный циферблат — образ времени по-разному обыгрывается в спектакле. Драматургия построена на постоянном сопряжении разных временных пластов; с другой стороны, ситуацию, в которую попадает главный герой, можно назвать ловушкой времени. Он зациклен на своих воспоминаниях, настолько погружен в себя, что настоящего для него не существует. Свой рассказ Нехлюдов-Меженный начинает словами: «Одним апрельским утром Дмитрию Ивановичу Нехлюдову приснился странный сон…» — и все дальнейшее действие можно трактовать как игру его сознания.

В первом акте атмосфера нереальности происходящего, сновидения возникает при помощи монтажа. Одни сцены наплывом сменяют другие: эпизод суда над Масловой прерывается вспышками-воспоминаниями о беззаботном юношестве князя. Нехлюдов-Меженный, комментируя происходящее, несколько раз обращается напрямую к себе из прошлого. Нехлюдов-Касатьев существует то в разных временных промежутках, то на их границе. И все сцены связывают между собой народный напев «Гори-гори ясно, чтобы не погасло…», под который когда-то давно молодой князь играл в горелки с юной Катюшей Масловой, а также шум работающих поршней паровоза — два основных лейтмотива, задающие настроение постановки.

 Во втором акте логика первого действия нарушается. Флешбэков Нехлюдова-Касатьева больше не будет, события показываются в хронологическом порядке, а фигура рассказчика практически не вмешивается в ход действия, только наблюдает за ним и произносит отдельные реплики. Исчезает лабиринт, оставляя после себя пустой, засыпанный бутафорским снегом круг. И теперь атмосфера сновидения достигается за счет театрализации отдельных эпизодов и персонажей. Сцена в сенате, где князь получает отказ в прошении, сделана в духе кабаре-бурлеска. Чиновники в черных фраках и цилиндрах, с клоунским гримом на лицах быстрой стайкой кружатся вокруг него, пропевая реплики на мотив канкана. Крестьяне, к которым князь приходит, чтобы отдать им во владение свою землю, стилизуют речь под народные выговоры и произносят реплики на мотив народных прибауток и частушек. Дочь тюремного смотрителя Мария (Елена Боляновская), играя на вымышленном фортепиано, показывает хореографический этюд и движениями тела создает в пространстве рисунок звучащей мелодии. Однако эта пестрота образов не задает единого решения нехлюдовскому окружению. Друг с другом существуют как до пугающего гротескные и комичные персонажи — вроде экзальтированных и нарочито искусственных Мисси Корчагиной (Анастасия Вельмискина / Олеся Цой) и ее маман (Виктория Максимова), так и сугубо драматические, сыгранные с психологической достоверностью — например, смотритель острога (Сергей Макаров), уставший от тяжелой, жестокой работы и горюющий по дочери, которая уехала в ссылку следом за политическими заключенными.

По аналогии с Нехлюдовым в спектакле две Екатерины Масловы. Одна становится частью нехлюдовских воспоминаний (ее роль в двух составах исполняют Александра Баушева и Мария Феофанова), другая — частью рассказываемой истории (Вероника Львова). Персонаж показан в трех временных отрезках своей жизни. Маслова в молодости, одетая в белое платье с накрахмаленным передником, — олицетворение света и чистоты. Контрастом к ней выглядит Маслова в исполнении Вероники Львовой: сначала грубая, уставшая от пережитых страданий проститутка и заключенная, а после, когда во время ссылки решает примкнуть к группе политических, — серьезно-спокойная, непоколебимая, уверенная героиня.

Игра актрисы полна психологических подробностей, но сами процессы перемены в Масловой не показываются, изменения в ней подаются как данность, потому что спектакль не про нее, не про глухость и равнодушие одного человека к беде другого, и даже не про воскресение — о нем речи вовсе не идет. Тема воскресения возникает всего лишь один раз: на вечере у губернатора происходит торжественное богослужение, проповедник мистер Крукс, в роли которого так же выступает Алексей Меженный, исполняет песню «The End» группы The Doors, а героиня, обозначенная в программке как переводчица и бабушка мистера Крукса (Людмила Гаврилова), читает проповедь и уверяет, что все люди грешны и спасение можно получить, только покаявшись. Но карикатурность персонажей, которые сами не верят в то, о чем говорят, привносит оттенок фальши в происходящее.

Финал романа открытый. Князь Нехлюдов решает начать новый период своей жизни, но к чему в итоге это решение приведет, остается неизвестным. В спектакле Хусниярова герой не только отчаянно одинок, но и абсолютно опустошен, растерян. Он пойман в капкан собственных мыслей, бесконечного движения по кругу воспоминаний, сомнений, сожалений, и этим окончательно ставит под вопрос всю рассказанную им историю — была ли она на самом деле, с ним ли произошла, реальны ли ее участники? Или это все только приснилось Нехлюдову? Он сам до конца этого не понимает.

«Или я сумасшедший, или все они?» — спрашивает Нехлюдов, чем дает самому себе повод для новой рефлексии. Поток мыслей страдающего и мучающегося сознания кажется бесконечным, потому что прямых ответов на заданные вопросы не существует.


Полина Петкевич, блог Петербургского театрального журнала, 9 июня 2024 г.